На его французское величество Людовика XIV, как известно, равнялись все современные Королю-Солнцу монархи. И о своем собственном Версале мечтал каждый: от российского императора, блеснувшего ни много ни мало, а Петергофом («Знай наших!»), до захудалых принцев малых лоскутных княжеств Европы, задававших трепку садовникам за нестриженые деревца в призамковом парке. Август II Сильный, курфюрст Саксонии и король польский, к малозначимым персонам в монархическом ряду причислен быть никак не мог, но до императорских размахов ему было все же далековато. Между тем Цвингер, настоящее архитектурное сокровище эпохи барокко, был создан именно по повелению и прихоти вышеупомянутого монарха.
Что такое Цвингер? Буквально и изначально — место между двумя крепостными бастионными стенами, охранявшими когда-то город Дрезден, столицу Саксонии. В 1709 году здесь возникли самые первые деревянные постройки. Почему? Да потому что в галантном восемнадцатом веке превыше всего почиталось всё необычное, в частности — экзотические апельсиновые деревья. На вес золота они ценились, услаждая видом и душистым ароматом лишь самых состоятельных особ. Август II обожал свою оранжерею, гордился ей и приказал выстроить особый комплекс для драгоценных теплолюбивых апельсинов в кадках. И даже макет здания набросал собственноручно, гусиным пером, зажатым в венценосной руке.
И, между прочим, эти апельсиновые деревца проживали в Цвингере аж до 1880 года, их перевезли затем в Пильниц, где им оказалось лучше по причине и климата, и ухода. До сих пор там произрастают потомки некоторых экземпляров: на них вызревают уже этакие династические плоды, ведущие род от предков трехсотлетней давности.
Начиналось с оранжереи, а затем ровную площадку стали успешно использовать для рыцарских турниров и всевозможных придворных забав. Появлялись новые сооружения, место становилось все более популярным, и когда в 1719 году встал вопрос о празднике, долженствующем состояться в столице Саксонии, у курфюрста сомнений не возникло — быть сему именно в Цвингере. Ведь если сын провинциального правителя, пусть даже такого замечательного, как Август II, получает в жены дочь самого австрийского императора, свадьба должна быть яркой, запоминающейся и по-настоящему роскошной.
После приличествующих случаю церемоний в столице Австрии новобрачная Мария-Йозефа Габсбургская благополучно прибыла в Дрезден. К этому времени сооружение комплекса Цвингер как раз завершалось. Архитектор М. Пёппельман и скульптор Б. Пермозер в творческом тандеме и — не верится, но факт! — безумной спешке создали изумительное нечто, настоящую симфонию в камне. Невиданный нигде ранее сплав изысканной архитектуры, воздушной пластики и водопадных чудес.
«Купальня нимф» — один из прекраснейших фонтанов в стиле барокко
Почти идеально квадратный — размером 106 на 107 метров — дворцовый комплекс очаровывает, больше того, он влюбляет в себя раз и навсегда. Эффект ли это безупречно спланированного пространства? Плавных линий изогнутых подковами одноэтажных галерей, соединяющих между собой павильоны? Вопросами можно задаваться до бесконечности. Всего павильонов шесть. В центре западной части расположен Павильон на валу, от которого две полукруглые галереи ведут к павильонам Физико-математическому и Французскому (названы в честь своих коллекций). Эта архитектурная композиция почти с зеркальной точностью повторяется на востоке. В центре находится Колокольный павильон, от которого галереи-подковы ведут к Немецкому павильону и павильону Фарфора. Южная часть Цвингера ограничивается прямой галереей с прогулочной балюстрадой, в центре которой высятся Коронные ворота. Позолоченная и горящая на солнце медь, польский герб — всё указывает на иерархическое место Августа II Сильного в монаршем ряду Европы.
Сооруженный из песчаного камня Цвингер выглядит таким совершенным, что на его фоне любой мрамор может восприниматься как ненужное излишество. К чему? Цветовая гамма местами темнеющего от времени песчаника, плавно переходящая от кремового к бежевому, от жемчужного к угольно-черному, неповторима, изысканна и непредсказуема в своих сочетаниях.
Признаюсь: в Дрезден я отправлялась осуществлять давнюю мечту — на встречу с «Сикстинской Мадонной». Огромный глянцевый альбом Dresden Gemalde Galerie, с упоением листаемый в детстве на диване, а еще пушкинское «Одной картины б я желал быть вечно зритель…» — наверное, у многих так было. Собственно, про Цвингер не слыхала ничего, к встрече с Дрезденом заранее не готовилась. Увидеть «Мадонну» Рафаэля — это главное, а там, на месте, и с остальным можно разобраться.
На перрон вокзала выпрыгнула из поезда в шесть утра. Промозглая апрельская серость, туман и сырость. Город сонный, как, впрочем, и я сама, трамвай едет мимо промышленных и спальных районов… На всякий случай сменила маршрут, пытаясь избежать подступавшего жестокого разочарования. И наконец, в тумане стали вырисовываться шпили и очертания куполов. Ближе к девяти, как следует, накачавшись кофе и вдосталь поклацав на мостовых зубами, я направилась к самому красивому, что увидела. Им оказался Цвингер.
А потом — случилась сказка. Можно было стоять ровно посередине площадки, плавно поворачиваясь вокруг своей оси и скользя взглядом сначала по галереям, затем по павильонам. Можно было взобраться по ажурной лестнице к башне, увенчанной пышной короной, и с высоты балюстрады обозревать идеально скомпанованное пространство. Или, отправившись вдоль стены, набрести на Купальню Нимф с ее жемчужными каскадами, ниспадающими из одной огромной раковины в другую. Это был праздник.
Уже в этом безоблачном состоянии зашла в Галерею Старых Мастеров, где в числе прочих сокровищ хранится щедевр Рафаэля. Также как и полотна Тициана, Рубенса, Рембрандта, Каналетто, Дюрера, Мурильо, Гольбейна. Цвингер, выглядящий как дворец, по изначальному замыслу Августа II никогда не предназначался для проживания, только для развлечений и образования, непременным атрибутом которого в изящную эпоху являлось созерцание предметов искусства.
Собственно Картинная галерея, именуемая еще Дрезденской, или, что точнее, Старых Мастеров, была возведена более чем через сто лет после эпохи славного курфюрста Саксонии. На сооружение чего бы то ни было в северной части комплекса у самого венценосного заказчика денег уже не хватило. Королевская казна была пуста. Цвингер и в ту пору был великолепен, но не являлся замкнутым пространством, каким стал в девятнадцатом веке. Здание картинной галереи (стиль — неоренессанс, фактура — уже оцененный всеми песчаник) было начато в 1847 году архитектором Г. Земпером и закончено в 1855 году архитектором Крюгером.
Сегодня на территории Цвингера кроме знаменитых на весь мир картин демонстрируется множество уникальных коллекций: и старинного китайского фарфора, и фарфора мейсенского, и затейливых предметов из физико-математического салона — древних глобусов, астролябий и всевозможных механических чудес прошлых веков.
Время от времени со стороны Колокольного павильона раздается мелодичный звон: сорок колокольчиков и колоколов из мейсенского фарфора играют различные классические мелодии, в числе самых знаменитых из них — «Времена года» Вивальди, под которые любой из наших соотечественников, как известно, всегда готов печалиться не только об этом, но и о том.
Происхождение фарфора в Саксонии — своего рода исторический анекдот. Для исполнения многочисленных прихотей Августу II постоянно не хватало средств. Средние века с их модой на алхимические эксперименты еще не были забыты: курфюрст зазвал к себе мастеров герметического искусства в надежде на их чудесные открытия. Цель — золото. Время шло, успехи и эксперименты с колбами и ретортами оставляли желать лучшего, а правитель пребывал в бешенстве. Он даже запретил незадачливым изобретателям покидать комнаты, где проводились эксперименты. В сущности, это был плен, который должен был длиться до победного конца. И этим концом стал не ожидаемый правителем золотой дождь, а рецепт мейсенского фарфора, совершенно уникальный для Европы, ведь до этого подобным секретом владели лишь в Китае.
Из этого фарфора, прозванного Белым Золотом, и изготовлены колокольцы Цвингера. Они начинают свои изящные экзерсисы утром, а последний музыкальный всплеск в угоду нимфам и главной скульптуре комплекса — Геркулесу Саксонскому раздается вечером, в четверть одиннадцатого.
Скульптурами Цвингер украшен чрезвычайно щедро: 698 изваяний из песчаника с берегов Эльбы! Из них Геркулес — единственный, на котором скульптор Бальтазар Пермозер высек авторскую подпись. Эта фигура венчает купол Павильона на валу и символизирует венценосного Августа II, мужественно несущего бремя монарших забот, как античный Геракл — бремя возложенной им на плечи Земли.
Колокольный папильон
Саксонский курфюрст в жизни действительно отличался невероятной силой. Он гнул как подковы, так и серебряные тарелки, да и вообще любые предметы из меди и олова, а однажды одним ударом сабли отсек голову быку. Произошло это во время встречи с Петром Первым в Раве, и эту саблю Август затем преподнес российскому императору в дар. Его сила причислялась современниками к чудесам той эпохи. В нынешние времена красоваться бы фотографии Августа в книге рекордов Гиннеса, а в веке восемнадцатом он получил прозвище Сильный. Причем сила его одними руками отнюдь не ограничивалась. Самый знаменитый из правителей Саксонии отличался невероятным женолюбием. Не было числа его фавориткам и метрессам, любовницам и наложницам. Легендарная связь с графиней Козель, длившаяся целых восемь лет, была по своей протяженности чем-то из ряда вон выходящим для любвеобильного Августа II Сильного. Так и не простив своей возлюбленной попытки прибрать его, ветреного и непостоянного, к рукам, он заточил уже впавшую в немилость фаворитку в далекий замок, из которого она смогла вернуться в мир лишь после смерти курфюрста.
Еще интересная цифра: 354. Столько, по утверждениям пытливых биографов, было произведено на свет младецев от высокородного саксонского Казановы. Говорят, он бесконечно гордился этим незаурядным количеством отпрысков.
Уже насладившись поездкой в Дрезден, перелистывая альбомы об этом удивительном городе и собирая сведения о Цвингере, я удивилась одному обстоятельству. Нигде, ни в одном из бесчисленных путеводителей, не обращается внимание на огромное — или, скорее, бессчетное — количество фигур младенцев и ангелочков, украшающих балюстрады и ниши Цвингера. Их скульптуры повсюду: пухлощекие создания обнимаются, листают книги и изучают глобусы, корчат рожицы, склоняются вниз с парапетов, примеривают колпаки и всем своим видом выражают полное довольство жизнью. Что это? Аллегорическое напоминание о бесчисленном потомстве плодовитого Августа Сильного?
Один из бесчисленных младенцев украшающих собою Цвингер
Изысканные картины Каналетто, этого гениального портретиста панорам, представляют Цвингер таким же, каким открывается он сегодня нашим взорам. После жуткой бомбежки Дрездена 13–15 февраля 1945 года дворец, конечно, выглядел совсем не так, как сейчас. Еще в шестидесятые и даже в семидесятые годы двадцатого века центр города, гордо именовавшийся когда-то Флоренцией на Эльбе, не был до конца отреставрирован. Честь и хвала всем, кто по кирпичику, по черепице, по камню собирал заново всю мозаику дрезденской архитектуры. Об этом и написано, и сказано уже много.
Мне же хочется поделиться тем, что узнала совершенно случайно. Оказывается, в двадцатые годы прошлого столетия встал серьезный вопрос о сохранности песчаных скульптур, украшающих Цвингер. Спору нет, песчаник — не самый прочный из существующих на нашей планете камней. И вот, чтобы сохранить причудливые оттенки и уникальные цветовые сочетания статуй, нефов и гротов, было произведено следующее. Каждую скульптуру, как и каждый завиток фонтана или колонны, сначала отмывали специальным составом. После этой многополезной ванны камню давали как следует просохнуть. А затем аккуратно, тонким слоем в несколько миллиметров, на поверхность этих удивительных произведений искусства наносили особый слой сохранного вещества, похожего на воск. Это специальное научное избретение позволяло камню выглядеть самым естественным образом, но при этом противостоять разрушительной силе ветров, дождей и морозов.
Колокольчики из мейсенского фарфора чрезвычайно мелодичны. Даже смолкнув, они еще какое-то время наполняют воздух чем-то хрупким и нежным. Ну, а когда исчезает и это ощущение, сразу возникает другое — оживает само пространство Цвингера, бесконечной красоты формы сами исподволь начинают источать волшебные звуки. Неслышные, но улавливаемые или воображаемые так отчетливо: скрипка, гобой, клавесин. И обязательно орган. Кто-то ведь сказал однажды, что архитектура есть застывшая музыка. Интересно, был ли этот человек здесь, в Цвингере?
Я. Изотова